Александр Твардовский.

ЭСИ творческого подтипа, с вероятным небольшим допакцентом в сторону ЛСЭ, и во всяком случае с усилением БС и ЧЛ и ослаблением ЧЭ относительно типного норматива «среднего» ЭСИ. Эталонный «драйзер» среди поэтов, да и вообще крупнейший (смело можно даже сказать — великий) русский поэт середины 20-го века. До мозга костей — сентиментальный реалист. Не мистик, не романтик, не историк, не истерик и не эгоист. Непревзойденный мастер наблюдения ощущений, реальных или мысленных физических прикосновений и движений всякого человека (то, что называется в психологии кинестетической перцепцией), и через закономерную череду этих образов — мастер раскрытия состояния и движения любой души. Певец, апологет и хранитель простых и потому главных человеческих ценностей — домашнего очага, тепла, рукопожатий и родных объятий, преданности семье, дому, месту рождения и друзьям: «Можно все понимать — что к чему и чем оправдывается в конечном счете, но когда твоя бедная живая память наполнена картинами обезлюдения, одичалости и уныния в том краю, с которым связано, может быть, все самое лучшее, золотое и чистое в сердце, — это ужасно, — чтобы только не искать других слов. Единственное, что мне было и остается, — выразить, выписать, выговорить все это для себя и для всех — в прозе и стихах, — и оно все перестанет быть ужасным хотя бы для памяти сердца» (из письма Твардовского). А вот в его стихах, очень для них характерное:

«…С тропы своей ни в чем не соступая,

Не отступая – быть самим собой.

Так со своей управиться судьбой,

Чтоб в ней себя нашла судьба любая

И чью-то душу отпустила боль».

Его стихи о человеке на войне по праву считаются наиболее мудрыми, самыми проницательными в отношении души солдата и вообще психологии любых людей, через жизнь которых катится война - в этом его стихи, по нашему мнению, лучшие в истории российской поэзии (с этой оценкой был солидарен и Иван Бунин). Кроме того, его стихи исключительно точны и правдивы в бытописательстве, отличаются очень богатым русским языком и непревзойденной лаконичной точностью в передаче поступков, мотивов человека (буквально несколькими штрихами) и сути любой вещи. При том его поэзия доступна пониманию широких масс (без какого-либо для нее художественного ущерба). Её преданным читателем и поклонником был даже малограмотный Хрущев (СЭЭ). Твардовский был умен, лично порядочен, принципиален, щепетилен в отношениях, обладал хорошим вкусом по отношению к произведениям людей других психотипов — то есть был по-настоящему интеллигентен. В последние годы жизни он сделал много полезного и доброго на посту главного редактора журнала «Новый Мир». Первая публикация в его журнале «Одного дня Ивана Денисовича» Солженицына, первого опубликованного в советское время произведения о лагерной жизни — лишь один из многих, хотя и наиболее известный эпизод. Написанное Солженицыным отвечало страстным желаниям поэта доискаться правды (в своей дневниковой записи Твардовский написал о невозможности «жить в комнате, где под полом труп члена семьи зарыт, а мы решили не говорить об этом!»).

Свое весомое положение в культурном мире Советской России Твардовский завоевал исключительно своим талантом. Хотя диссидентом он не был и особо «в бочку» никогда не лез, но свое твердое критическое мнение на окружающую действительность всегда имел, им не торговал, и порою, при каждом разумном случае, его высказывал власть предержащим. С 1954 по 1957 год он по этой причине даже был отстранен от руководства журналом, а две его поэмы при советской власти так и не были напечатаны - ввиду их социальной остроты. У него, увенчанного лауреата многих советских государственных премий и наград, совсем не было произведений, написанных по принципу «чего изволите», произведений, которых ему пришлось бы стыдиться в кругу близких друзей и коллег. Порой даже удивляешься, как ему, стиснутому узкими рамками заданных партией и правительством тем, удавалось каждый раз находить свой собственный естественный и человеческий взгляд на любое событие, взгляд, формально отнюдь и не противоречащий спущенному сверху заданию, но при том находящийся в какой-то совсем иной, разумной, доброй и правдивой плоскости. Он был очень основательный человек с совестью и «внутренним стержнем». Как интровертный рационал-статик, Твардовский был аккуратен и педантичен в отношении сроков, любил во всем порядок. В связи с этим, например, в стихотворении о водопаде «Падун» 1958 года он не преминул проехаться по не любезным ему советским традициям:

«Чуть что - аврал:

"Внедрить! Поднять -

И подвести итог!"

И все досрочно,- не понять:

Зачем не точно в срок?..»

По своему устоявшемуся распорядку дня Твардовский был «жаворонком» (известный факт) - тоже черта, среди всех типов, как показывает наша большая статистика, наиболее контрастно характерная именно для ЭСИ.

Отношения людей, родовые традиции и ценности семьи и дружбы (и их сбережение) — главный интерес творчества Твардовского, причем в его поэзии этот интерес интеллигентно сдержан и не режет глаза навязчивостью типных ценностей даже людям совсем другого психологического склада. Центральной движущей силой в его стихах выступает очень проницательная и наблюдательная белая этика, объясняющая и защищающая внутреннее тепло человека, но не чуждая и героической сентиментальности. Порою эта белая этика отклоняется в чувство вины, пусть и не столь резко выраженное, как у ЭИИ, но все же... (я жив, а другие погибли, и меня грызет совесть — нередкая искренняя тема в стихах Твардовского). Следом за белой этикой по частоте у него следуют точные и меткие белосенсорные образы и зарисовки, черная же сенсорика и черная этика очень сдержанно поднимаются в стихах Твардовского лишь тогда, когда нужно дать отпор хаму и наглому врагу. А порою он в своих стихах впадает и в черную логику, и в стихах, посвященных большим советским стройкам, удается это ему совсем не плохо — причем без дежурной советской фальши и без какой-либо плакатной патетики. В текстах Твардовского очень высок процент глаголов, а глаголы, согласно нашей большой соционической статистике, — характерный маркер ЧЛ (и низкого уровня БЛ и ЧИ, и ничего другого). Таким образом, можно сделать вывод о дополнительной к типу ЭСИ акцентуации в сторону ЛСЭ — в виде усиления суггестивной и демонстрационной функций, то есть ЧЛ и БС. Адресации к прошлому и будущему в стихах Твардовского редки и обычно довольно поверхностны, не глубоки, не являются центральным местом строф, то есть БИ его слаба. Об этом же свидетельствует и преобладающий оптимизм его стихов. Черноинтуитивных абстракций, метафор и сравнений в стихах Твардовского практически не встречается.

Сенсорика Твардовского видна не только по его стихам, в которых почти нет абстракций, но и по тому, что в руководимом им «Новом мире» идеологический либерализм сочетался с эстетическим традиционализмом. Твардовский холодно относился к модернистской прозе и поэзии, отдавая предпочтение литературе, развивающейся в классических формах реализма (причем, эту линию он исповедовал без всякого нажима сверху). Например, молодой и еще никому не известный Иосиф Бродский не нашел «ходу» в его журнал, несмотря на голоса других членов редколлегии — лично Твардовскому его стихи не понравились, в них было слишком много, на его вкус, отстраненного от жизни и от подлинного чувства литературного эстетства, вычурности. Зато литераторы, пострадавшие от притеснений властей, всегда находили у Твардовского посильную для него, но отнюдь не боязливую защиту. Например, он принципиально съездил навестить посаженного в психиатрическую больницу диссидента Жореса Медведева и этим навлек на себя «высочайший» гнев. Когда подошла юбилейная дата, поэта наградили потому сравнительно скромным орденом. Рассказывали, что тогдашний министр культуры Демичев в пояснение сказал. «Мы, конечно, должны были дать вам звание Героя Социалистического Труда, но вы так себя ведете...» — А я не знал, что Героя дают за трусость! — ответил «наказанный» ( http://www.roslavl.ru/history/favorit/tvardovsky/turkov.htm ).

Что характерно для социалов, Твардовский не только писал о человеке-крестьянине, но и сам испытывал влечение к труду на земле. Часто работал на дачном приусадебном участке, сажал деревья. Вот, например, из воспоминаний о нем: «Однажды Твардовский поделился (да и не только со мной, наверное) радостью, что купил тачку для садовых работ на даче, и смешливо рассказывал, что прежде, нагрузив носилки, должен был «приставать» к домашним, чтобы помогли донести их. А мне вспомнилось, как сетовали Лев Ошанин с женой на то, что, вместо того, чтобы восхититься яблонями, посаженными у них на даче специально приглашенным садовником, Александр Трифонович сказал, что их хорошо бы самим посадить (за что и был аттестован обиженными «единоличником» — разумеется, заочно)».

Жена и многолетний спутник и друг поэта Марина Илларионовна Твардовская была, судя по ее письмам, весьма рельефным логиком, во всяком случае, в ее опубликованных письмах нет ничего эмоционального, зато там все максимально четко, лаконично, и по делу: http://www.journalsmolensk.ru/02-14/13/13.PHP

На фотографиях Твардовского мы видим острый и пристальный, довольно-таки колючий, характерно «драйзерский» взгляд:

http://www.stihi.ru/pics/2010/04/20/8285.jpg

http://briefly.ru/img/authors/tvardovskij.jpg

http://reportage.su/audiopics/002512.jpg

http://www.rusinst.ru/showpic.asp?t=articles&n=ArticleID&id=5222

http://lib.rus.ec/sites/default/files/Tvardovskiy.jpg

Copyleft 2012 В.Л.Таланов

Возврат к оглавлению основных разделов: http://sociotoday.narod2.ru/index1.html