Домициан (Тит Флавий Домициан).

Несомненный ЛСИ по психотипу. 11-й по счету Римский император (в 81-96 г.г. н.э.). Как о характере лично Домициана, так и о стиле его 15-летнего правления (закончившегося его убийством и его навечным проклятием от имени Сената) сохранилось немало исторических свидетельств, поэтому его психологический тип не вызывает сомнений.

Сохранившиеся скульптурные портреты молодого Домициана вполне соответствуют облику ЛСИ – лицо скромное (это отмечал в своих текстах и Светоний), эмоционально не выразительное, губы поджатые, взгляд пристальный. Домициан имел хорошую память и был неплохо начитан. Умный, холодно-вежливый, но скорее ленивый и малоподвижный как в интеллектуальном, так и в физическом плане – такой портрет складывается из сохранившихся о нем в истории отзывов. Впрочем, по свидетельству Светония, он проявлял необыкновенное искусство при стрельбе из лука, так что «стрела его пролетала между пальцами вытянутой руки человека, стоявшего на далеком расстоянии» (любовь к стрелковому спорту и особенно снайперской стрельбе – распространенная черта типа ЛСИ). Ему, по всей видимости, не хватало природной харизмы его брата и отца. Он был склонен к подозрительности, обладал странным, иногда самоуничижительным чувством юмора, был угрюмым и мрачным. Этот характер усугублялся его удаленностью от людей, а когда он стал старше, он еще чаще отдавал предпочтение уединению. Кроме того, он был человеком крайне властолюбивым и очень мстительным. Придя к власти, Домициан целеустремленно и последовательно уничтожал все остававшиеся республиканские институты правления. Он был привержен идеалам самодержавно-абсолютистской властной вертикали, а в области идеологии, как и прочие правители типа ЛСИ (Николай Первый, Сталин, Ахмадинежад, Эрдоган, и т.п.), тяготел к обращенным в прошлое консервативно-реакционным эталонам и традиционалистским ценностям. В частности, Домициан старательно восстанавливал ослабевший к тому времени в обществе авторитет религии, прибегая для этого к жестоким расправам над «кощунниками» и «кощунницами». Своими политическими действиями он старательно выкорчевывал остатки еще сохранявшихся институтов римского гражданского республиканского общества, и одновременно с этим усиливал свою опору на силовиков, которые при нем стали лично ему преданной и особо высокооплачиваемой кастой. Внешнеполитический стиль правления Домициана также вполне соответствовал хорошо известным особенностям ЛСИ. С одной стороны, это была ползучая военно-территориальная внешнеполитическая экспансия, поощрявшая агрессивные стремления военной касты, с другой стороны, действиям Домициана очень часто не хватало решительности и смелости – когда он сталкивался с сильным соперником, каковым был, например, король даков, то начинал трусить и спешил заключать даже очевидно невыгодные и унизительные для Рима мирные соглашения. Границы империи при Домициане постепенно раздвигались (очень медленно), «откусывая» то один, то другой маленький кусок у соседей. Но, как считают историки, ни разу государство от его войн не получило выгоды – расходы всегда значительно преобладали над прибылью (в отличие от правления как ряда его предшественников, так и правившего впоследствии императора Трояна — предположительно, ЛИЭ). Впрочем, затратность большинства внешеполитических инициатив (и их непродуманность в дальней временной перспективе) является делом как раз обычным при правителях типа ЛСИ.

На первом этапе своей деятельности Домициан старался заслужить славу справедливого, бескорыстного и великодушного правителя. Он боролся с коррупцией и судейским произволом, выдвигал на некоторые важнейшие должности вольноотпущенников и среднее сословие (с одной стороны, завоевывая этим популярность среди охлоса, а с другой стороны – намеренно отдаляя от рычагов власти людей образованных и наследников аристократических республиканских традиций). Он устраивал денежные раздачи для народа (типа сегодняшнего повышения пенсий перед выборами), пресекал взаимные ложные доносы… «Правитель, который не наказывает доносчиков, тем самым их поощряет!» – заявлял он, и его слова казались искренними. Было, правда, замечено, что каждый день император уединяется на несколько часов в помещение без окон. Вскоре выяснилось, что там, при свете факелов, он ловит мух и протыкает их булавкой, наслаждаясь агонией насекомых. По Риму даже пошел гулять анекдот: «Нет ли кого рядом с императором? Нет даже и мухи!» Это казалось странной, но невинной забавой. Как бы там ни было, но поначалу многие римляне относились к Домициану с симпатией.

Но вскоре в характере Домициана стали все явственнее проявляться жестокость и коварство. За малейшую провинность, подчас даже гипотетическую, он мог казнить любого из своих приближенных. Гермогена Тарсийского, написавшего «Историю», он велел убить лишь за легкую иронию в свой адрес, обнаруженную в рукописи, а писцов, которые переписывали эту книгу, приказал распять. Отца семейства, который усомнился в объективности распорядителя гладиаторских игр, император повелел вытащить на арену и бросить диким зверям, повесив на грудь табличку: «За дерзкий язык». По самой пустячной причине он отправил на плаху множество сенаторов. Так, Сальвий Кокцеян был казнен за то, что отмечал день рождения своего дяди – покойного императора Отона. Другого сенатора предали смерти на основании одних лишь слухов, что он, якобы, составлял императорский гороскоп. Наконец, своего двоюродного брата, Флавия Сабина, Домициан предал мучительной казни за то, что в день консульских выборов глашатай по ошибке назвал того перед народом не будущим консулом, а будущим императором. Разумеется, казнили и несчастного оплошавшего глашатая. Чтобы добиться признания арестованных, Домициан требовал применять к ним самые изощренные пытки. Порой он сам придумывал новый вид истязаний. По его настоянию, допрашиваемым прижигали половые органы, некоторым отрубали руки.

Как выше уже сказано, во внутренней политике император Домициан прославился (на раннем этапе правления) довольно успешной и жесткой борьбой с коррупцией, чем поначалу и поднял свою популярность. В этот ранний период он управлял государством в целом скорее осмотрительно и толково, назначая хороших наместников и карая плохих. Налогообложение было строгим, но справедливым, а деятельность прокураторов (финансовых агентов) и вольноотпущенников, часто занимавших должности чиновников и секретарей в административном аппарате, строго контролировалась. Однако очень скоро эта борьба с коррупцией сама превратилась в еще более грандиозную коррупцию и террор, но уже от имени государства и в интересах лично императора и близкой к нему силовой верхушки. Как политически не угодные, так и просто влиятельные и богатые граждане Рима физически устранялись, а их выморочное имущество по фальсифицированным завещаниям поступало в личный доход императора (фальсификациями теперь централизованно и безнаказанно занимались его чиновники). Не брезговали и случайными смертями. Стоило умереть богатому человеку, как тут же находились «свидетели», уверявшие, что накануне кончины тот якобы говорил о своем желании завещать наследство цезарю. Для своего дополнительного обогащения (и регулярного повышения зарплаты силовикам) император дал силу древнему закону об оскорблении величия римского народа и особы императора. Вследствие этого нововведения, по явным и тайным доносам, погибло множество состоятельных людей.

Правление Домициана распадается, в общем, на два периода. До 88 г.н.э. оно было строгим и охранительски реакционным, но, с точки зрения используемых им репрессий, скорее умеренным. В начале 89 г. произошло выступление против императора, которое возглавил Луций Антоний Сатурнин, наместник Верхней Германии. Подавив попытку переворота, Домициан начал проводить гораздо более жесткую политику, причем в последние три года его правления, с 93 до 96 г.г., в Риме царил настоящий террор. Вернулись прежние ужасы массовых доносов о покушении на величие императора, возродились регулярные процессы о государственных преступлениях.

Как и Сталин и многие прочие иные правители типа ЛСИ, Домициан не жалел денег на поддержание внешнего «подавляющего взор» великолепия империи. Как и Сталин, он страдал затратной архитектурной гигантоманией. Как и прочие правители типа ЛСИ, Домициан прославился эскалацией системы законодательных запретов, постепенно распространявшихся им на все более широкие сферы общественной и гражданской жизни и каравших граждан за любые отклонения от традиционного жизненного уклада (причем традиционным почиталось то, что «традиционным» считал сам Домициан). Эти запреты и санкции имели и другую цель — посеять в сознании людей перманентные чувства вины, страха и неуверенности. Опора в управлении на нагнетание страха — это характерная «фишка» ЛСИ и СЛЭ. Что опять же типично для государственного правления большинства ЛСИ (и, пожалуй, только для этого типа), в своей кадровой политике Домициан делал исключительную ставку на усиленно им «подкармливаемых» силовиков (желательно, не очень высокого чина и невеликой известности, к тому же жестко контролируемых императорскими шпионами), в то время как и любые родственники Домициана, и просто умные и порядочные граждане страны (либо знатные граждане с изрядной историей их фамилий) к рычагам власти не допускались. Больше всего Домициан опасался заговора и возможного переворота против его самодержавной власти, и предупреждение этой опасности всегда доминировало в мотивах любых его решений, как кадровых, так и политических.

Домициан, как писал Светоний, без меры предавался сексуальным развлечениям: он называл их постельной борьбой (опять фишка бетанских «силовиков»). Несмотря на любовь к своей жене Домиции Лонгине, он совратил еще и дочь своего брата Тита, Флавию Юлию, что привело к ее гибели в результате аборта, к которому он ее принудил. Домициан был хладнокровен, мелочен и жесток (вспомните хотя бы, как он ежедневно подолгу любил развлекаться, ловя мух и протыкая их брюшко острием грифеля, ведя жертвам учет). Ему доставляли удовольствие гладиаторские бои женщин с карликами и, как отмечал Дион Кассий, он любил приглашать сенаторов на обеды, на которых убранство было выдержано в траурных черных тонах и велись соответствующие беседы, от чего гостей парализовал страх. С иными же патрициями, заподозренными в заговоре, Домициан любил поиграть в кошки-мышки. Он приглашал сановника в свой кабинет, ласково беседовал с ним, осыпал подарками, а когда тот совершенно успокаивался, отдавал его охранникам на лютую расправу. В качестве особой милости он разрешал некоторым осужденным выбрать себе вид казни. Вопреки своим былым заявлениям о вреде доносов, император ныне содержал огромную армию доносчиков. Себя Домициан велел официально именовать «Государь наш и бог!» Прошло еще несколько лет, и он стал вызывать у подавляющего числа сограждан только ненависть и ужас. Его называли «чудовищным зверем, пришедшим погубить мир».

И в Риме, и в провинциях Домициан резко усилил полицию. Он охотно проводил много времени рядом с солдатами, часто увеличивал им жалованье (за счет отнятых у прочих граждан денег), и потому солдаты платили ему любовью. Для управления центурионами он учредил новую армейскую кадровую службу, которая собирала все записи и доклады о военачальниках и представляла императору обширные сведения для принятия кадровых решений о персональных назначениях, поощрениях и перемещениях. Это лишь один пример из множества решительных мер, тщательно продуманных его весьма ясным разумом. Как отмечал Светоний, “столичных магистратов и провинциальных наместников Домициан держал в узде так крепко, что никогда они не были честнее и справедливее”. Однако его правление характеризовалось крайне аскетической суровостью и поистине ужасающим следованием букве закона. В 83 г. Домициан назначил трем жрицам богини Весты, виновным в аморальном поведении, предписанную традициями смертную казнь, а семь лет спустя главную жрицу того же ордена весталок, Корнелию, за тот же проступок даже заживо замуровали в подземной келье, тогда как ее любовников засекли розгами насмерть. Эти расправы отвращали от Домициана аристократические и просто образованные слои римского общества, но зато с одобрением принимались темной провинциальной голытьбой и значительной частью солдат, вышедших из крестьян, малообразованных и привыкших к жестокостям. Одновременно с этим Домициан прославился и проведением (по традициям римских императоров) исключительно пышных публичных представлений, оплаченных за счет тяжелых поборов, и строительством зданий грандиозных масштабов, от которых не было никакой другой выгоды, кроме его личной либо охранительно-идеологической. В числе этих значительных сооружений, строительство которых он затеял, были Капитолийский храм Юпитера, храм Юпитера Охранителя на Квиринале и собственная его великолепная Альбанская вилла вблизи Рима.

Вошедшие в обычай при Домициане, но все еще непривычные обществу зверские расправы над полноправными и, более того, очень широко известными и прославленными римскими гражданами, были не случайным явлением, а одним из наиболее ярких свидетельств отдаления Домициана от в целом всё еще правившего аристократического класса — отдаления, которое со временем прогрессировало и, в конце концов, завершилось полной изоляцией императора. Представителям правящего класса он этим ясно давал понять, что с презрением отметает память о попытках императора Августа придать своим действиям видимость борьбы за воссоздание республики и добиться таким образом сотрудничества с Сенатом. Домициан предпочитал подчеркивать, что является абсолютным монархом, и в 85 г. присвоил себе беспрецедентный титул пожизненного цензора. В отсутствие цезаря Рим перестал быть столицей — если Домициан находился где-нибудь с солдатами в провинции (а случалось это регулярно), то весь центр власти переносился полностью туда. Осознавая враждебность сенаторов, то и дело находившую выражение в философском свободомыслии, он относился к ним с возрастающей подозрительностью. И, соответственно, с некоторого момента стал казнить их уже за одно только философское свободомыслие. Этот процесс отчуждения ускорился после неудавшегося восстания Сатурнина (римского наместника в Германии). Вновь возродились все темные стороны закона об измене, и императорские шпионы и соглядатаи сеяли горе в стране. Светоний подсчитал, что только из числа бывших консулов жертвами стали двенадцать человек. Заговоры раскрывались один за другим, и некоторые из них, несомненно, не были вымышленными. Разумеется, император Домициан был при том и мнительным, и подозрительным. Видимо, его подозрительность проистекала не только от жизни такой, но и от его характера - еще много лет назад, когда на семейном обеде юный Домициан, принюхавшись, отказался от безвредного грибного блюда, его отец Веспасиан пошутил, что, дескать, кому суждено умереть от меча, тот не должен опасаться отравы. Став императором, Домициан тем более стал бояться всего. Он жил в постоянном страхе и трепете, всячески усиливая меры безопасности, избавляясь от всех, на кого падала хоть тень подозрения в инакомыслии. Стены и потолки в помещениях, где обитал цезарь, были отделаны зеркалами и полированным лунным камнем, чтобы можно было видеть все, что происходит за спиной. Он лично допрашивал заподозренных в заговоре, на всякий случай (чтобы не набросились) держа в руках цепи, в которые те были закованы.

Но в конце концов, при участии двух префектов преторианской гвардии и собственной жены императора, у которой уже появились основания опасаться как за собственную жизнь, так и за жизнь своих родственников, созрел-таки успешный заговор, и умного, молчаливого и эмоционально-бездушного тирана-аккуратиста зарезали. Сенат постановил навеки проклясть память о нем, имя Домициана было стерто и срублено со всех табличек, памятников и зданий Рима.

Если подитожить кратко, то Домициан проводил систематическую политику по уничтожению республиканского наследия и по укреплению самодержавной власти, поэтому он последовательно ограничивал влияние сената, сделав своей главной опорой полицейских шпионов и тогдашних силовиков (всадников и легионеров), а также усиливал завистливые по отношению к столице римские провинции. Впервые за всё время существования принципата Домициан приказал называть себя «господином и богом» (лат. dominus et deus) и оживил императорский культ. С 85 года он присвоил себе полномочия пожизненного цензора. Его роскошные постройки (в их число входила и арка Тита, и собственный дворец, и многочисленные храмы в честь страшного и любимого силовиками бога Юпитера) ложились тяжёлым грузом на государственную казну. После подавления восстания полководца Антония Сатурнина в 89 году возросло число процессов по обвинению в «оскорблении величия» и последовавших за этим казней. По приказу Домициана были начаты преследования философов-стоиков, стала возрастать оппозиция среди сенаторов. К любому свободомыслию (тесно сопряженному с ЧИ, интуицией возможностей) Домициан, для которого эта функция была болевой, относился с искренней ненавистью. В результате Домициан был убит в результате заговора и предан «проклятию памяти» сенатом.

Отметим, что далеко не всеми российскими историками деятельность Домициана оценивается негативно, причем даже на фоне признания большинства выжеизложенных исторических свидетельств и фактов. Историки, восхваляющие историческую роль Сталина (либо Путина), отдающие дань их таланту «эффективных менеджеров» во главе государства, часто и к императору Домициану относятся сугубо положительно, акцентируя его личные заслуги в уничтожении вредных для имперского государства свобод, в укреплении деспотического самодержавия и строительстве «закрытого» общества, главным смыслом которого оказывается постоянный поиск врагов и противостояние им. Например, эти историки пишут так: "Домициан, яркий представитель династии, военной по своему происхождению и характеру, видел дальше многих других: он первым оценил и ограниченность ресурсов империи по сравнению с варварским миром, и ту страшную опасность, которая угрожала ей с севера. Его поведение, шокировавшее верхушку общества, было ответом на вызов времени". (Парфенов В. Н. Домициан и его «генералитет» // История. Мир прошлого в современном освещении. «Издательский дом Санкт-Петербургского государственного университета». Санкт-Петербург, 2008.)

Copyleft 2012 В.Л.Таланов

Возврат к оглавлению основных разделов: http://sociotoday.narod2.ru/index1.html